– Была. А сейчас нет?

– А сейчас нет.

– А Федю вы откуда знаете?

– Дорогая моя, с чего это вы вдруг перескочили на меня? Мы так не договаривались. – Прозвучало это добродушно, но взгляд у Ларисы стал колючим. И опять что-то помешало мне попрощаться и уйти.

– Откуда вы взяли, что это секта? – спросила я.

– Гецул Мо откололся от одной уважаемой организации и завел себе стадо овец, с которыми делает все, что хочет. Вам нужны дополнительные разъяснения?

Мне стало душно. Я непроизвольно встала, сделала два шага к двери, но остановилась и заставила себя вернуться на место. Я все еще не могла это так оставить.

Лариса наблюдала за мной со своей ухмылочкой, которую я теперь ненавидела.

– Родственники всегда сначала не верят, что их близкий угодил в секту, – с явным удовольствием стала вразумлять меня Лариса. – Секты – тайные организации, и членство в них скрывается. Секта вашей сестры – не исключение. Кто-то рассказывает друзьям и близким про свои внезапные увлечения рыбалкой, кто-то про уроки пения или еще что-то. Вы почитайте о сектах и сектантах, вам это сейчас будет очень полезно. В секту, кстати говоря, может угодить каждый.

Такое я слышала и раньше, но никогда в это не верила. Я верила в другое. К примеру, в то, что такая особа, как я, в секту не попадет. И даже не потому, что я привыкла делать все по-своему. Привычка еще не гарантия, от привычки можно и отучиться. Мне просто интересно работать мозгами. Я все время работаю мозгами, даже когда не нужно. А в сектах работает мозгами только один человек – ее лидер. И точно так же, но по другой причине, я не могла представить сектанткой легкомысленную, взбалмошную, болтливую и смешливую Эльку. В сектах требуют безграничной серьезности, а откуда ей это взять?

Мне стало совсем невмоготу от Ларисиных наставлений. Меня даже начало тошнить. Я опять поднялась со стула, что-то изобразила на лице, что в переводе означало бы «всего хорошего», и оставила Ларису с ее проклятой ухмылочкой.

17

Став в свое время «золотым пером» «Нашей газеты», я имела возможность писать о том, о чем хотела. Были темы, от которых я всегда держалась в стороне, и одна из них – это секты.

Помню, раз под Тулой объявились затворники. Их провидец, какой-то убогий сумасброд, сказал им, что надвигается конец света. Они забаррикадировались вместе со своими детьми в местных катакомбах, и кто их только ни уговаривал выйти на поверхность. Все было напрасно. Вот это то, что есть секта и сектанты. СМИ посылали к этим сумасшедшим своих лучших писак. Меня тоже хотели туда отправить, но я наотрез отказалась. Вера тех людей в конец света была глухая, слепая, тупая и душная. Для меня она все равно что болезнь.

Я и вообще не хотела заниматься религиозной тематикой. Она меня совершенно не интересовала. Даже умеренные верующие – утомительные собеседники. Ты с ними об одном, а они о другом. Это я хорошо знала из разговоров со своими знакомыми, которые вдруг «встретили Бога». Но один раз наш главред все же уговорил меня сделать интервью с отцом Никодимом, имя которого в тот момент было на слуху. Его проповеди посещали знаменитости, он часто мелькал в телевизоре, а тут еще и написал книгу «Как неверующему найти дорогу в храм».

Рецензии были восторженные даже в СМИ с сугубо светской ориентацией. Отца Никодима хвалили за «современный подход к церковной жизни» и «неустрашимость перед трудными вопросами неверующих». «Наша газета» решила по этому поводу опубликовать его интервью. Ну а поскольку я была неверующей и любила задавать трудные вопросы, то к отцу Никодиму решили отправить меня. Уломав меня на это интервью, главред сказал: «Ты в этот раз свой язык особенно не распускай. Человек он уважаемый, и если что, то за него есть кому заступиться». Я пропустила его напутствие мимо ушей.

Злые языки называли «всенародное уважение» к отцу Никодиму подозрительным и связывали его с закадычной дружбой этого пастыря с одним высокопоставленным чиновником московской мэрии. Конечно, Никодим был харизматик, да и язык у него был хорошо подвешен, но ведь не счесть других таких же симпатичных и красноречивых батюшек, которые не имеют могущественных покровителей и прозябают в своих захолустных приходах. Впрочем, я была готова смотреть сквозь пальцы на особенности восхождения этого священника по его карьерной лестнице – такое у нас везде и всюду. Его «неустрашимость перед трудными вопросами неверующих» была для меня гораздо существенней. Исключительной терпимости к инакомыслящим я от него не ожидала, а вот на терпение при выслушивании возражений рассчитывала.

Наш разговор застопорился уже на первом моем вопросе. Он был, как я думала, из тех, что напрашиваются сами собой. Напрашиваются как раз у неверующих – уж во всяком случае у тех неверующих, которых не чаруют золотые купола. Поводом было листовое золото, недавно украсившее купола храма, где служил мой собеседник. «Зачем верующим золотые купола? – спросила я. В книжке отца Никодима было много цитат из Нового Завета, и одна из них мне очень понравилась: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». У меня неплохая память, и я произнесла это изречение полностью.

Я и правда видела вопиющее противоречие между этим указанием основоположника христианства и золотом в убранстве христианских храмов, а также и в облачении священников. Отец Никодим в своей книге разъяснял недалеким неверующим, как я, что такая красота дает нужный настрой на «общение с Богом», но меня это не убеждало, о чем я и сказала Никодиму. Он сначала хотел отделаться шуткой, что золото-то как раз не ржавеет. Я не отступила, и он стал раздражаться, а потом взорвался.

Я недооценила темперамент отца Никодима и была сначала поражена его гневной отповедью. Он не хотел вести разговор на таком уровне, заявил он мне. Мои вопросы были вульгарны, мысли примитивны, и я плохо подготовилась к интервью. Последнее было несправедливо: я честно прочитала его книгу от начала до конца и продумала свои вопросы. Ну а уж если я чего-то и недокумекала, как он считал, то от неверующей можно было бы это ожидать.

Когда я воспряла, то смогла немного разрядить обстановку, но это было ненадолго: отношение отца Никодима ко мне, как наглой журналюге, уже сложилось, в каждом моем вопросе ему слышался подвох, и скоро он отказался от продолжения разговора со мной. И